Дмитрий Корчинский: Мечтаю построить церковь-лабиринт

Античная и современная культура. Обесчеловечивание человека. Раздел человечества на два класса – умных и «работящих». Политика – как попса. Обо всем этом – в разговоре с поэтом и политиком Дмитрием Корчинским.

- Как найти точки пересечения между политиком и художником в себе?

- Вообще-то, пересечение с искусством можно найти во всем. То есть ко всему можно приложить искусство. Даже к математике. Возможно, в первую очередь к математике.

Один американский математик говорил, что вы никогда не сможете выделить предмет, если удачно избранная метафора не даст возможность этого сделать. То есть метафорическое мышление вынуждены применять даже математики - искусство есть и там. Как и во всех человеческих делах. К политике тяжелее прикладывать искусство, чем к математике, потому что политика - это бизнес. А теперь - уже структурированный бизнес. В 90-ые годы бизнес еще не устоялся. И в «барыжницком» бизнесе, и в политическом можно было просто сделать «прыжок» - даже без предыдущих инвестиций, «с улицы». Теперь - уже нет. Теперь политический бизнес уже структуризированный, имеет свои правила. Если в политике и есть искусство, то это попса, поп-искусство. Здесь тоже есть свои достижения, но для людей исключительных это менее интересная штука, потому, скажем, на сегодня в мире искусство в политике может проявляться только через террор, потому что легально может проявляться только попса. Настоящий художественный андеграунд может проявляться только через политическое подполье.

Почему «люди смайликов» победят в классовой борьбе

- Насколько книга может быть оружием?

- Книга уже не является информационным оружием. Это раньше поэтов садили за стихотворения, тогда был век великой поэзии, тогда за это репрессировали и воспринимали настолько серьезно, что поэзия к могла к чему-то побуждать. Раньше к слову, и не только к рифмованному, относились значительно серьезнее. Потому что слово тянуло за собой какие-то последствия - прочитали Гегеля и пошли создавать антиправительственные организации по всей Европе. То есть, тогда прочитанная строка вызывала обязательство: я или отвечаю этому, «проникся», или - до кончины буду мучаться толстовскими комплексами отличия собственной пустой жизни от идеалов, о которых прочитал, а значит – напрасностью собственной жизни.

Сейчас мы читаем, и нас это ни к чему не обязывает. Полки переполнены современной и древней поэзией. Произведениями Ницше, Шпенглера. Если это продается на Петровке в Киеве – значит это читают, но следов прочитанного – мы не видим. Среди нас не ходят ницшеанцы, молодогегельянцы. Сегодня ни одна книжка, ни одно художественное слово, ни один художественный образ никого ни к чему не обязывает. Все это искусство – внутреннее дело двух процентов населения на всей земле. Это дело «между нами». Это у меня какая-то поэтическая строка может вызывать депрессию, или, наоборот эйфорию, но таких, как мы, как и я, «отщепенцев» - мало. В Украине – где-то человек 200.

- Но почему? Что, не хватило колбасы - и стало не до поэзии?

- Просто так развитие цивилизации пошло. Когда-то это было, все определенным образом повторяется, в каком-либо VIII веке ирландский монах приезжал в Аахен и приходил к выводу, что на всю северную Европу он и еще пятеро таких, как он схимников, единственные грамотные люди, способные воспринимать Евангельские метафоры, проникаться идеологией, а все другие - нет .

- То есть наше будущее – муравейник?

- Упомянутое - уже неактуальные вещи. Мы занимаемся неактуальными вещами. То есть человечество делится, и поделится, на два неравноценных класса. То есть - меньшинство людей, которые способны читать длинные тексты, перегруженные древнегреческими цитатами и сложными аллюзиями, и большинство - люди, неспособные читать предложения, длиннее пяти слов, лучше воспринимают смайлики. И между этими классами будет продолжаться классовая борьба и, поскольку мир непрестанно изменяется безусловно, победят «люди смайликов», а не люди сложных аллюзий и греческих цитат.

Чернигов достоин галереи памятников тем, кто его сжигал

- С какими городами связаны Ваши нынешние проекты, что это за проекты, и есть ли место в них Чернигову?

- Чернигов есть только в планах. Это один из наиболее интересных мистических городов в Украине. Хотелось бы поставить там, можно на центральной площади, галерею памятников тех выдающихся лиц, которые за последнюю тысячу лет жгли Чернигов.

- Украсить Аллею Героев?

- Видите, нам в украинской культуре и истории интересно только то, что отмечают наши «братья», и то, что есть мейнстримом для «москалей» в нашей истории и культуре, только это и интересно нам. В частности – Мазепа, Петлюра, Бандера, казачество. Но немногие из черниговцев знают, какую выдающуюся роль сыграл в истории города Филон Кмита.

В Киеве таким районом есть Воскресенка. Он возник с подачи Дашкевича – первого гетмана украинского казачества. Выдающаяся фигура, выдающийся авантюрист, он подарил эту землю Воскресенской церкви и в Киеве возник район, но там нет памятника человеку, благодаря которому это создалось. У нас это не визуализируется, у нас большая часть истории украинского бытия, украинской экзистенции абсолютно неизвестна украинскому потребителю. В известной мере, в этом виновны и мы.

Украинской литературе нужен Вальтер Скотт с масштабными ассоциациями

- А каковы «модели» улучшения ситуации?

- Шотландскую идею, сепаратизм, романтику, например, создал Вальтер Скотт. Он начал. Просто человек, который заинтересовался собой, вереском, горами, горными источниками, и написал ряд романов об этом, и эта романтика была создана, а потом нашлось миллион людей, которые этому подражают, снимают фильмы, которые не имеют никакого отношения к Шотландии и «тащаться» от этой романтики. Это породило потом фантастическую литературу и целый комплекс легенд. Что бы мы должны были делать? Мы должны были бы писать как Вальтер Скотт: что в Украинской литературе нет Вальтера Скотта своего.

- Зато есть Василий Кожелянко, Павел Солодько.

- А все-таки нам нужно Вальтера Скотта. Потому что у нас очень мелкие ассоциации. Когда пишет китаец, то у него ассоциации достигают Цин Ши Хуанди, так или иначе, а если пишет арабский поэт, то для него все еще живы и актуальны ассоциации, которые возникли в арабской поэзии, культуре, бытии еще до пророка Мухамеда, пусть Господь благословит его и приветствует. А наши живые ассоциации достигают не дальше Народного движения за перестройку или Шухевича не достигают. Даже то, что связано с украинским бытием XIX века. Это даже не ассоциации, это пара-тройка образов жития, неживые. То, что связано с XX веком, – тоже не живет. Мы имеем перед собой некую черно-белую картинку. Мы не пользуемся этим.

- Это из учебников, возможно, картинки?. .

- Это не является даже художественной, или даже бытовой правдой, которая способна побуждать к постиганию парадоксов, выводов. Например, мы все знаем, что Шухевич, например сидел с автоматом в укромном месте, но он прекрасно фехтовал; имел фирму рекламную, стал первым использовать контраверсионную и сексуальную рекламу в Польше, еще его дядя был военным комендантом Одессы. Но только эти живые подробности и являются тем, что дает возможность создавать художественный контекст, и только потом оно живет. Потому что просто запись в учебнике или ходульное представление о мазепинце с автоматом – ничего не дает. Нужно, чтобы все это наше сознание упомянутое абсорбировало. Абсорбировать она реально не может из-за специфический литературы и первоисточников, чтобы потом появилась художественная. Чтобы появилось украинское кино, нужно приобрести хорошую литературную основу, потому что стоящий мировой кинематограф существует на крепкой литературной первооснове. Есть роман - будут фильмы, сиквелы и все такое. Нету, то как правило – ничего не бывает.

- А Джармуш как осмысливач действительности?

- Он интересный парень, но, посмотрите, насколько эти поиски быстро устаревают.

- А его фильм «Мертвец», об искусстве умирания?

- У меня есть пример – французская литература 15 века. Есть тысячи поэтов, только поэтов – тысячи, все они занимались какими-то эстетичными поисками, разрабатывали форму, но кого мы помним? Франсуа Вийона? Помнят то, что дает нам почувствовать изобилие бытия. Художественные копания, поиски формыустаревают значительно быстрее, чем вещи, непосредственно связанные с тем, что называют щелями бытия. Франсуа Вийон никогда не устареет, а все его современники – устарели. Апулей никогда не устареет, Плутарх никогда не устареет, а их современников, временами – гениев человечества, не вспоминают. Есть подозрение, что навсегда останутся те авторы, которые коснулись бытия непосредственно. Быта даже. Быт, который описывает Апулей, интереснее, чем замысловатости Горация.

Митинг для баранов или уничтожение искусства как момент его постигания

- Если говорить о Ваших о художественных проектах, что же людность будет воспринимать?

- Часто это спонтанные вещи. Я расскажу о тех талантливых акциях, которые у нас уже были. Не хочется говорить о будущем, потому что жизнь украшают сюрпризы. Это часто мероприятия художественные непосредственно связаны с экспрессионизмом. Да, для искусства мы решили использовать очередную избирательную кампанию. Подать чисто художественными средствами кампанию бойкота. Происходила эта серия в субботу около станции метро Крещатик. Сначала мы сделали предвыборный митинг для овец – вывели отару на Крещатик и устроили для них предвыборный митинг – убеждали их идти на выборы, что все бараны должны идти на выборы, если ты не ходишь на выборы, то ты баран ненастоящий, то есть мотивировали их целых полтора часа. То есть состоялся настоящий предвыборный митинг, только слушателями были настоящие бараны и те бараны, которые пришли на них посмотреть. В следующую субботу у нас была замена электоральной зависимости на алкогольную – мы достали много водки и меняли две бутылки на килограмм предвыборной пропаганды. Все агитаторы на Крещатике, а их было море, все они несли к нам макулатуру, чтобы «бухнуть». Было ужасно интересно наблюдать за этой очередью агитаторов, все было по-настоящему, люди прониклись.

- Просякли, определено...

- У нас была еще такая художественная акция. Мы пошли дальше, чем искусство к нам: мы поняли, что современный зритель способен постичь искусство только в момент его уничтожения. Тогда действительно происходит инсайд. Была выставка, предоставлены были немало предметов искусства и разные орудия уничтожения. Люди имели возможность произведения искусства сжечь, изрубить топором, расстрелять. Это было посвящено, безусловно, воспоминаниям о «Бульдозерной выставке». И нам уже не интересны эти полотна, но само снесение бульдозером уже само собой стало художественным актом, более важным художественным и культурным актом, чем то нудное, что было нарисовано. Многие художники предоставили нам свои работы, для того, чтоб зрители их уничтожили и чтобы это было заснято. Трансляция была в прямом эфире на одном из телеканалов.

Я сейчас мечтаю, и никак не могу эту мечту реализовать, - построить церковь-лабиринт. Много полов в средневековых храмах украшено лабиринтами. Сейчас верующие заходят в церковь как на вокзал ­- чтоб быстренько поставить свечу, помолиться, и получить словно билет, как в Царство Небесное. А они должны идти и преодолевать. Осуществить Паломничество. Как было когда-то. Сейчас же настоящее Паломничество невозможно - «Билет. Самолет. Гостиница. Разочарование». Поэтому когда ты идешь сквозь этот лабиринт, он должен быть настоящим – стены должны быть украшены образами, символами, изображениями ветхозаветных, новозаветных, постновозаветных сцен, сделанных в современной манере. И ты должен выполнить интеллектуальную и физическую работу - я хотел бы, чтоб этот лабиринт изменялся еженедельно - и найти алтарь.

- И обезминотавриться?

- Да. И я мечтаю о такой церкви.

Справка:

Дмитрий Корчинский – поэт, писатель, телеведущий, эссеист и общественный деятель. Автор поэтических сборников «Философия смуты» (2 издания), книг «Это и оно», «Авторитарная альтернатива», «Война в толпе», «Революция от кутюр». Автор и ведущий серии программ «Pro et contra», «Однако», соавтор шоу «Двойное доказательство». Соавтор колонки «Взгляды» сайта ТСН. ua. Директор Института проблем региональной политики и современной политологии. Организатор многочисленных перформансов, хэппенингов и художественных провокаций.

Серия интервью с выдающимися современниками – новый культурно-художественный проект Интернет-издания «Высокий Вал», позволяет читателю посмотреть на известных людей под необычным углом – с точки зрения главных вещей, которые создают художественный контекст – основы бытия. Разговор с «украинским арием» литературы - уже на будущей неделе. Не пропустите.